Афганский пейзаж
Из собственных слов Сергея Марковича: Нет страны более живописной и, стало быть, более привлекательной для художника, чем Афганистан. Ему, как и многим нашим соотечественникам пришлось воевать в Афганистане, многие вернулись оттуда с горячим устремлением стать художниками. Что же привлекательного для художника открывается в афганской природе?
Прежде всего, это необычайно высокие горы. Некоторые из вершин возносятся более чем на 7000 метров. И конечно, присутствие таких высоких природных доминант, равно как и общая возвышенность местности, создают в этой стране уникальный ландшафт в смысле богатства живописных объектов и сюжетов. Перед взором открываются такие необъятные и несоизмеримые по размерам пространства и подпространства, что никакой фотоаппарат не в состоянии адекватно передать видимую глазу картину.
Напомним, что объектив фотоаппарата настраивается одинаковым образом для всех объектов, попадающих в кадр, тогда как зрачок человека (особенно если это художник, обладающий активным, быстро схватывающим объекты зрением) по-разному реагирует на каждый предмет в пространстве: далекий и близкий, сильно освещенный и слабоосвещенный. Средствами живописи, причем порой очень изощренными, ему удается передать не искаженное впечатление от горного пейзажа.
Словом, для художника, умеющего работать цветом, это сложная и интересная задача - рисовать афганский пейзаж. Закройте рукой верхнюю половину картины, то есть, гору. Что, по-вашему, будет не так в оставшейся нижней половине? Наверное, вы сразу заметите некий «недостаток» в композиции – коровы стоят слишком близко друг к дружке. Понятно, что животные могут стоять, как им вздумается, но ни один художник, рисуя обыкновенный российский пейзаж, не стал бы изображать их так близко. Это противоречит законам художественной композиции. Между телами двух коров должно быть какое-то расстояние!
Однако странно, что когда мы смотрим на картину целиком вместе с возвышающейся над ландшафтом горой, никакого недостатка в композиции мы не ощущаем. Все на своих местах! Даже наоборот, если бы художник раздвинул своих коров на некоторое расстояние, то это принизило бы величие и неприступность горы.
Есть и другие характерные нюансы у этого горного пейзажа. Давайте сосчитаем на картине горизонтальные слои или планы бытия. На обычном равнинном пейзаже, как правило, можно насчитать три плана: ближний, средний и дальний. Если к этим трем планам добавить небо, то вместе с небом получается четыре. Очень часто эти четыре плана бытия представлены на картине каждый своим характерным цветом со своими характерными формами, таким образом, они представляют как бы четыре цветовых слоя. Для обычного пейзажа четыре цветовых слоя или четыре плана бытия это стандарт. А сколько цветовых слоев или планов бытия на данной картине?
Первый и самый ближний – от нижнего края картины до коров. Здесь мы видим высокую траву, камни и прочие грубые неровности местности.
Второй план – от коров до деревьев. Это ровная освещенная солнцем долина, которая образует второй цветовой слой с характерными горизонтальными формами.
Третий план – это синие силуэты деревьев и леса между долиной и склоном горы.
Четвертый план – это собственно гора с характерными наклонными, стремящимися к вертикали линиями.
Пятый – это небо, причем с такой же внутренней структурой, что и у горы. Итак, пять планов бытия вместо обычных четырех. Как говорится, есть разгуляться где на воле! Пейзаж получается очень богатым и сложным, и если бы художник не смягчил цветовые контрасты и не заштриховал широкими мазками детали, то нам от такого пейзажа пришлось бы несколько не по себе.
Дело в том, что человек с нормальной телесной, душевной и духовной организацией хорошо себя чувствует в четырех планах бытия, включая небо. Если планов всего три, ему становится тесно. А если планов больше четырех, то ему некуда себя девать и он хочет сбежать. Давайте же выясним, какой из перечисленных планов бытия «лишний».
Ближний план и горизонтальная равнина, они обязательно должны присутствовать в любом пейзаже. От неба тоже нельзя никак отказаться. Остаются, следовательно, лес и горы? Что же из них лишнее? Ответ прост: так как дальний план на картине обязателен, а горы дальше леса, то за дальний план надо принять горы, и лес тогда оказывается «лишним». Итак, в горном пейзаже добавляется еще один характерный план ровно посередине между вторым и третьим. Синяя полоса леса, отделяющая равнину от гор. К каким последствиям для восприятия приводит это добавление лишнего плана?
Синий цвет обладает тем свойством, что отдаляет план вглубь картины. Там получается своего рода пустота, в которую проваливается восприятие зрителя. На первый взгляд может показаться, что мы слишком преувеличиваем значение этой небольшой синей полосы. Что особенного в том, что подножия гор покрыты лесом? Однако вы видите, что этот синий лес делит картину пополам. Снизу от него два плана бытия, и сверху от него тоже два плана бытия. А между этими областями – какая-то непроходимая «синяя дыра», пропасть. Нет такого, чтобы равнина на среднем плане плавно переходила у подножья бы склон горы. Вместо этого туда врезается синяя полоса леса и скал, которая еще дальше отдаляет от нас гору.
Кстати, вы хотели бы оказаться внутри этого среднего плана бытия? В этой непонятной синей полосе леса? - Нет! Конечно, нет! Жутко делается при одной только мысли! Вот на равнине рядом с коровами или под деревом – это другое дело, а туда что-то не тянет. Тогда следующий вопрос: хотели бы вы подняться на эту гору? - На гору? Так лес же мешает! Там могут оказаться и скалы, и пропасти, и все что угодно!
Выходит, что горы, изображенные на картине, не зовут нас подняться! Никто не приглашает нас на увлекательную экскурсию в горы! В этом-то все и дело. Эта дополнительная синяя полоска не просто делит пейзаж на две части, она делает горы совершенно неприступными, недосягаемыми, вплоть до того, что отбивает желание на них забраться.
Вот главная особенность афганского пейзажа: здесь есть нижний мир, ограниченный кромкой леса, и есть верхний мир. И верхний мир с горами совершенно недоступен для обитателя нижнего мира. В художественном смысле он как бы часть неба, он такой же недосягаемый. Это очень здорово подчеркнуто на картине штриховкой – фактически на небе и на горе она одинаковая.
Горы и небо – это почти одно и то же. Горы – это как небесный, божественный, духовный мир, куда нет доступа человеку. Получается, что внизу у нас есть обычный реальный мир со своими коровами и деревьями, а над ним нависает совершенно фантастический, совершенно абстрактный мир, с совершенно нереальной потусторонней структурой.
А что значат эти коровы? Мы говорили о расстоянии между коровами, но ничего не сказали о роли, которую они исполняют на картине. Чем они заняты? Они едят траву, их головы опущены, их сознание приковано к этому миру. Это еще один дополнительный штрих, подчеркивающий, что сознание даже не рискует подняться в высокогорные выси. Таким образом, горы неприступны не только в физическом смысле, но и в духовном. Они вырисовываются на фоне неба как некая иная реальность, которая непонятно зачем открывается нашему взору и непонятно что собой представляет. Да, мы знаем, что горы это твердые камни. Но не в том ли самом смысле говорится о Небесах как о небесной тверди? Здесь эта небесная твердь перед глазами.
Зачем эта небесная реальность так мощно выступает перед нашими глазами? Что мы должны делать с этой недосягаемой красотой? Как мы должны с этой реальностью жить?
Никто не знает ответов на эти вопросы. Может быть, художник, рисующий горный пейзаж, и старается как-то на них ответить.
Вероятно, местные жители в Афганистане обращают на горы столь же мало внимания, как мы порой обращаем на небо. Оно просто есть, как реалия жизни, куда можно подняться разве что на самолете или на вертолете. Так же и горы в Афганистане. Они просто есть, и подняться туда можно порой только на вертолете.
И все-таки эта сияющая со своих недостижимых высот реальность накладывает особый отпечаток на все стороны жизни в Афганистане. И она в определенном смысле воспитывает человека, который там живет или хотя бы однажды побывал в этих горах. Воспитывает так, что учит правильно ее видеть, а значит, правильно вообще смотреть на жизнь.
Можно, конечно, писать потрясающе красивые горные пейзажи, как у Рериха, имеющие и эстетическое и символическое значение. И многие художники поддаются на это искушение, безжалостно утрируя горные красоты и не замечая, что лишают свои пейзажи самого главного и задушевного настроения.
Однако можно - и гораздо важнее - постараться запечатлеть горную природу такой, какая она есть на самом деле – то есть, с указанным разделением на два мира, между которыми непроходимая пропасть, и так, чтобы через каждый мазок сквозило бы это противоречивое присутствие в пейзаже неземной, духовной реальности.
В этом и состоит истинное мастерство художника. И по-моему, все это очень удачно достигнуто в представленной картине.
|